William Elvin, Donald Swann, Clive McCrombie - The Road Goes Ever On

William Elvin, Donald Swann, Clive McCrombie - The Road Goes Ever On
Жанр: Classical, Folk, World, Country
Год выпуска диска: 2002
Производитель диска: UK
Аудио кодек: MP3
Тип рипа: tracks
Битрейт аудио: 160 kbps
Продолжительность: 22min 28sec
Треклист:
01. The Road Goes Ever On
02. Upon The Hearth The Fire is Red
03. In The Willow-meads of Tasarinan
04. In Western Lands
05. Namárië
06. I Sit Beside the Fire
07. A Elbereth Gilthoniel
08. Errantry
09. Bilbo's Last Song (At The Grey Havens)
10. Lúthien Tinúviel
Доп. информация: Третье издание песенного цикла Дональда Сванна на стихи Дж.Р.Р.Толкина в исполнении Уильяма Элвина. Альбом запомнился ещё и тем, что был ЕДИНСТВЕННЫМ музыкальным произведением по мотивам мира Толкина, который заслужил его одобрение.

Предисловие Дональда Сванна

Дж.Р.Р.Толкин — Дональд Сванн
БЕЖИТ ДОРОГА...
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда в 1967 году песенный цикл 'Бежит дорога...' увидел свет, я написал к нему предисловие, объясняя, как я попал под очарование 'Властелина Колец' и как выделил из него некоторые стихотворения, объединенные темой Дороги. Теперь я многое мог бы добавить к этому предисловию, но прежде всего хочу пересказать, как десять лет назад, во время одного из моих путешествий, родились эти песни.
После того как я, вслед за женой, не на шутку увлекся 'Властелином Колец', мы обнаружили, что перечитываем его почти каждую весну. Но вот однажды нам предстояло отправиться в Австралию, а книги в твердых обложках оказались слишком тяжелы, чтобы везти их самолетом (в те дни издание в мягкой обложке в Англии еще не появилось). Я уезжал в турне 'Оброненной шляпки', которое должно было продолжаться с августа 1964 по март 1965 года, Австралийская весна начинается в октябре, и нам совсем не хотелось остаться без любимой книги. Поразмыслив, мы уложили все три тома, вместе с другим багажом, в металлический контейнер и отправили в Австралию заранее. По окончании турне тот же контейнер поплыл обратно в Англию, а семейство Сваннов последовало за ним несколько более длинным путем, через Японию, Иран и Иорданию. Жена посоветовала мне переписать несколько стихотворений и в дороге положить их на музыку. После четырех месяцев исполнительской деятельности у меня проснулся жар к сочинительству. Так и появились первые шесть песен цикла — они были впервые исполнены на прекрасном кабинетном рояле в Рамалле, под Иерусалимом. Холмы вокруг Иерусалима непередаваемо прекрасны, и в окрестных круглых, сухих и просторных пещерах, где нередко находят древние свитки, вполне могли бы обитать хоббиты.
Когда я вернулся в Англию, издательство 'Аллен и Анвин' любезно предоставило в мое распоряжение нужные тексты, а также свело меня с профессором Толкином. За чаем в оксфордском доме своей дочери Присциллы профессор полностью одобрил пять из написанных мною песен...
В Сиднее, выбирая тексты из 'Властелина Колец', я искал небольшие выразительные стихотворения, хорошо передающие атмосферу и общий тон книги. Они восхищали своей емкостью и ясностью и вскоре приобрели для меня самостоятельную ценность, не зависящую от основного повествования. Длинные баллады казались мне самодостаточными. Бурные, перекатистые, говорливые, они текли, как могучие реки. Не мне было входить в их воды. Короткие же стихотворения словно бы просили положить их на музыку, и все их персонажи шли по дорогам — Бильбо задавал шаг, Фродо и Сэм шагали к Роковой Горе — все были в движении. Поэтому я и назвал свой цикл по первой строке одного из стихотворений — 'Бежит дорога...' '...'
С тех пор прошло восемь, почти девять лет, я потерял двух добрых друзей, профессора Рональда и миссис Эдит Толкин. Нет более в живых и моего друга Майкла Флэндерса. Пейзаж дороги переменился, но песенный цикл жив, и даже несколько вырос. Вскоре после смерти Толкина Джой Хилл, которая в течении многих лет по поручению издательства работала его секретарем передала мне 'Последнюю песню Бильбо'. Это был прощальный подарок профессора, который в свое время ее очень тронул. Сколько я понимаю, написано это стихотворение было довольно давно, и то, что оно всплыло на свет только в последний год жизни Толкина, лишний раз говорит о том, какие богатства таятся в его архивах, которые ныне разбирает и издает его сын Кристофер. Стихотворение тронуло и меня, и я положил его на музыку. Эта работа оживила былые воспоминания — мысли и ощущения, связанные с миром Толкина, Они всплывали в голове беспорядочно, поэтому я снабжаю каждое подзаголовком, вот так:
НАБЛЮДЕНИЕ 1: Едва я закончил первую песню и сыграл ее первому слушателю, как выяснилось, что каждый воспринимает 'Властелина Колец' по-своему. Я давно заметил, что, когда вы кладете стихотворение на музыку, вы остаетесь с ним один на один, даже если это стихотворение известно самой широкой публике. Однако встречи с профессором и его женой, которая играет на рояле как профессиональная пианистка, чрезвычайно подбодрили меня — я вдруг понял, что рояль, которому, на первый взгляд, совсем не место в Среднеземье, постоянно оказывает сильное влияние на воображение Толкина. Убедившись в этом, я почувствовал великое облегчение. '...'
НАБЛЮДЕНИЕ 2: В 1966 году в США я столкнулся с культом Толкина и сразу ощутил его тесную связь с некоторыми пластами американской субкультуры. Видимо, культ Толкина отражал стремление американцев разнообразить стиль жизни — так, в урбанизированной Пенсильвании очень любят хоббитов из Шира.
В 1966 году цвет нации еще не сбросил одежд хиппи. 'Ужин ждет,— пропела Златеника, и хоббиты только теперь заметили ее новый наряд; серебристое одеяние с белым поясом и туфельки словно из сверкающей рыбьей чешуи. А Том был в ярко-голубом кафтане цвета незабудок, умытых дождем, и в зеленых чулках'. Может, связь есть уже в этом?
За имя Толкина зачастую цепляются на удивление беспомощное мышление и низкопробное искусство, но 'культисты', которых я встречал в Америке, без всякого сомнения искренне любили книги. И если некоторые выражали свое восхищение, посылая профессору посылки с грибами, это было лишь доказательством многократного чтения и перечитывания 'Властелина Колец'. Я знаю, что этот культ вызывал у Толкина недоумение и некоторое раздражение, и что иногда слишком ярые поклонники сильно ему докучали. Но прожив некоторое время в Штатах, я привык ко всевозможным изъявлениям энтузиазма. Не без моего участия был придуман значок 'Гэндальфа в президенты'. Иногда я думаю, как это было бы здорово.
НАБЛЮДЕНИЕ 3: Дома, в Англии, исполняя свой цикл на концертах, я подметил, что, как правило, примерно четверть аудитории знакома с текстом 'Властелина Колец' и проявляет особый интерес к словам песен. Что касается оставшихся трех четвертей, приходилось очень тщательно продумывать, что и сколько сказать во вступительном слове. Когда я говорил, что 'Я размышляю у огня...' — это песня стотридцатилетнего хоббита,— а потом звучала печально-вдумчивая мелодия, у них оставалось ощущение сильнейшей несообразности '...'
НАБЛЮДЕНИЕ 4: Интерес к музыке и религии свел меня со многими людьми, для которых книги Толкина служили своего рода маяком христианства. Я читал эссе 'Дерево и лист', где Толкин рассуждает о счастливых концовках волшебных сказок и о том, что прообразом всех счастливых концов служит Воскресение. Я увидел связь между католической верой Толкина и суровым, но благородным миром, в котором живут его герои.
НАБЛЮДЕНИЕ 5: Как и многие другие, я часто мечтал совершить побег в Среднеземье, полностью раствориться в фантазии. С одной стороны. под гнетом такого искушения жить на земле вообще невозможно, с другой, в средневековье словом 'Среднеземье' обозначали именно наш мир, находящийся между Раем и Адом. Так является ли фантазия Толкина путем побега, или в его мире мы встречаем нас самих, со всеми нашими проблемами? В его книгах, как и в книгах К. С. Льюиса, зачастую действуют почти совершенные существа — эльфы, великие властители, маги. Я решил для себя, что эти персонажи — лишь отображения людей с обостренным восприятием судьбы и предопределения; а главный герой. Фродо, несет в себе смертность в виде незаживающей раны. Героями греческих легенд часто становились реальные люди прошлого, им только приделывали крылья. Суммировать сказанное можно вот как: я часто чувствовал, что масштабность толкиновского мира почти опа