Островский Николай - Как закалялась сталь (1973) [Г.Печников, А.Хотченков, Д.Осмоловская и др., 2017

Как закалялась сталь

Год выпуска: 2017
Записано: 1973
Фамилия автора: Островский
Имя автора: Николай
Исполнитель: Г.Печников и артисты московских театров
Жанр: драма
Издательство: Мелодия (33 Д34363-66)
Тип издания: оцифровка
Оцифровано: Слава Богов
Очищено: Слава Богов
Категория: аудиоспектакль (инсценировка)
Аудиокодек: MP3
Битрейт: 128 kbps
Вид битрейта: постоянный битрейт (CBR)
Частота дискретизации: 44 kHz
Количество каналов (моно-стерео): Моно
Музыкальное сопровождение: присутствует
Время звучания: 01:10:17

Аннотация к винилу
Есть произведения литературы, которые никогда не будут забыты, сколько бы лет не прошло со времени их появления. Специалисты-критики продолжают спорить об этих книгах столь же ожесточенно, как если бы они были написаны только что и только что прочитаны. Тогда книга становится легендой.
Судьба романа Николая Островского 'Как закалялась сталь' легендарна. И обычна. Как легендарна и обычна была человеческая судьба самого Островского, узнавшего при жизни славу 'живого классика' и умершего от страшной, неизлечимой болезни совсем молодым - тридцати двух лет.
Суровая, жестокая и прекрасная это была жизнь. И ею жили миллионы комсомольцев и молодых, не обязательно по возрасту, а по ощущению мира, партийцев - подпольщиков, красных бойцов, комбедовцев, чоновцев. Для нас некоторые обиходные слова тех славных лет - первых лет революции, гражданской войны, пятилеток - звучат необычно, мы просим старших 'расшифровать' по слогам эти слова. Как порой чрезмерными и даже ненужными кажутся нам невероятные лишения и жертвы, на которые люди 20-х годов шли добровольно, ни минуту не колеблясь.
Словно бы предвидя подобные недоуменные вопросы и сожаления, Николай Островский ответил на них в одной из бесед: писать он уже не мог, потому что был полностью парализован и слеп. В конце 1934 года Михаил Кольцов так написал об этом тогда еще малоизвестном авторе одной книги: 'Николай Островский лежит на спине, плашмя, абсолютно неподвижно. Одеяло обернуто кругом длинного, тонкого, прямого столба его тела, как постоянный, неснимаемый футляр. Мумия. Но в мумии что-то живет. Да. Тонкие кисти рук - только кисти - чуть-чуть шевелятся... Живет и лицо. Страдания подсушили его черты, стерли краски, заострили углы... Голос спокоен, хотя и тих, но только изредка дрожит от утомления...' Ему было тогда 30 лет.
Так вот что сказал этот прикованный к постели, слепой, невыносимо страдающий человек в одной из бесед, будто обращаясь к нам и говоря от имени своего поколения: 'Вы что же думаете, на нас солнце не светило или жизнь не казалась нам прекрасной, или для нас не было привлекательных девушек, когда мы носились по фронту и переживали боевые бури? В том-то и дело, что жизнь нас звала. Мы, может быть, больше других чувствовали ее очарование, но мы твердо знали, что самое главное сейчас - уничтожить классового врага и отстоять революцию!'
Вот эта непобедимая душевная сила бойца водила рукой Островского, когда он още мог писать, но уже не видел. Строчки сливались, вырезанный транспарант сбивался в сторону, и только великолепная память спасала от повторений... Рождалась повесть-документ, как называл ее сам автор, рождался роман, в котором главный герой не был выдуман, роман-исповедь, где каждое слово, каждая мысль - правда.
И сначала никому даже не пришло в голову при публикации или чтении назвать 'Как закалялась сталь' романом. В те годы ни фурмановского 'Чапаева', ни гайдаровскую 'Школу', ни 'По ту сторону' Виктора Кина никто не воспринимал как произведения художественной литературы. Разумеется, это не было проявлением неуважения к писательскому труду. Громадный интерес к литературе классической сочетался у читателей новой советской страны с твердым осознанием небывалости происходящего, стремлением как можно глубже продумать настоящее и выработать свое собственное отношение к недавнему прошлому, участниками и свидетелями которого они были сами. Потому-то на первых порах и Фурманов, и гимназист Борис Гориков, и Павка Корчагин (которые были не только образами автобиографическими, но в немалой степени и литературными) воспринимались, особенно молодежью, как старшие товарищи и сверстники в общей борьбе. Им стремились подражать, они становились друзьями, соратниками.
В сотенные очереди записывались читатели на роман Островского в библиотеках, и это тогда, когда о нем еще не было написано ни единого слова, когда книга вышла только одним единственным и очень небольшим тиражом. Шквал читательских писем буквально обрушился на редакцию журнала 'Молодая гвардия'. Писали бойцы и студенты, комсомольцы и партийцы, рабочие и представители молодой советской интеллигенции. В этой всенародной популярности было даже что-то загадочное, явно стихийное. Во всяком случае, почти три года при абсолютном равнодушии 'серьезной' литературоведческой критики происходило небывалое явление: маленькая повесть 'непрофессионала' неудержимо притягивала к себе читательские интересы миллионов людей, впервые, быть может, активно осознавших великую роль художественного слова...
После того, как в 'Правде' был опубликован знаменитый очерк Михаила Кольцова, к Островскому приходит всесоюзная известность. Вскоре имя его становится легендарным и на Западе. В Сочи, где находился писатель, командируются корреспонденты зарубежных журналов, нередко только за тем, чтобы воочию убедиться, что 'феномен Николая Островского' - вовсе не пропагандистская выдумка, а реально существующий человек.
Прошло четыре десятилетия. Тиражи двух романов Н. А. Островского ('Как закалялась сталь' и 'Рожденные бурей') давно уже превысили десятки миллионов экземпляров. И нет, пожалуй, человека, и не только в нашей стране, который бы не читал их. Имя Павки Корчагина стало нарицательным, оно стало символом революционного долга и чести, великого мужества, умения 'жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой'.
М. Бабаева

О спектакле
Действующие лица и исполнители:
От автора - Г. Печников
Павел - А. Хотченков
Жухрай - Ю. Лученко
Артём - Р. Костомаров
Шварковский - В. Колмыков
Тоня - Д. Осмоловская
Лещинский - Н. Каширин
Сухарько - П. Подъямпольский
Долинник - В. Полупарнев
Саломыга - Ю. Балмусов
Есаул - Н. Орлов
Рита - Т. Надеждина
Бутыляк - К. Устюгов
Хомутов - В. Миронов
Цветаев - Г. Корольков
Анатолий Степанович - С. Соколов
Нина Владимировна - В. Меньковская
Самохин - М. Логвинов
В эпизодах (Шлёма Зельцер, полковник Черняк, Зеленова и другие) - артисты московских театров
Режиссёры Г. Печников и И. Мироненко. Музыка - А. Николаев
В биографии Г. М. Печникова первая постановка данного спектакля датируется 1967-м годом.

Произведение на е